Жизнь стоиков: Искусство жить от Зенона до Марка Аврелия - Райан Холидей
Чему бы он ни научился на этой работе, Панаэтию стало ясно, что ему необходимо более формальное образование. В конце концов он отправился в Афины, чтобы учиться у Диогена, ставшего всемирно известным после своей дипломатической миссии в Рим, и у протеже Диогена, Антипатра. Панаэций как будто вернулся, чтобы получить степень доктора философии - этот второй этап обучения в Афинах длился около пяти лет, - а затем снова вернулся в реальный мир, где стал применять полученные знания на самых высоких уровнях влияния и власти в Риме.
Учиться. Применять. Учиться. Применять. Учиться. Применять. Это путь стоиков.
Во время пребывания в Афинах у Диогена Панаэций встретил сокурсника Диогена по имени Гай Лаэлий, у которого он продолжал учиться. Через Лаэлия, а затем в составе военно-морского контингента Панаэций познакомился и служил со Сципионом Аэмилианом, одним из великих полководцев Рима, приемным сыном одной из самых могущественных семей и поклонником греческой мысли и литературы.
Вернувшись в Рим, эти трое мужчин создали своего рода философский клуб, известный сегодня историкам как Сципионовский кружок, который собирался в огромных домах Сципиона, чтобы обсудить и подискутировать о стоической философии, которой они все занимались. Сципион оплачивал счета, Панаэций обеспечивал интеллектуальную пищу. Многие другие присоединялись к ним в этих дискуссиях и формировались под их влиянием. Подобно тому, как эмигрантская среда во Франции после Первой мировой войны взрастила карьеры Хемингуэя, Стайн и Фицджеральда, или как компания PayPal дала миру Питера Тиля, Рида Хоффмана и Элона Маска, Сципионовский кружок стал своего рода рассадником влиятельных стоиков и целого поколения лидеров. Публий Рутилий Руф, который бросил вызов коррупционной культуре Рима и с которым вы познакомитесь в следующей главе, часто присутствовал на собрании. Присутствовал и историк Полибий.
Это была такая форма влияния и доступа, которую не могли себе представить ни отец Панаэция, ни его учителя, Кратес и Диоген. Со временем и с ростом Рима Сципион стал самым могущественным человеком в греческом мире. Греческие цари теперь подчинялись ему и Риму как вассалы, а Панаэтий служил своего рода переводчиком, советником и доверенным лицом.
Сегодня некоторые историки спорят о том, как часто собирался Сципионский кружок и насколько непосредственным было его влияние. Но в древнем мире мало кто сомневался в его значимости. Веллеус Патеркул в своей "Истории Рима" пишет, что Сципион "постоянно держал при себе, дома и в поле, двух людей выдающегося гения, Полибия и Панаэтия". Он описывает Сципиона как человека, глубоко преданного искусству войны и мира, говоря, что он постоянно "занимался оружием или учебой, он либо тренировал свое тело, подвергая его опасностям, либо свой ум, обучаясь".
Цицерон, который был очарован рассказами о Панаэтии, осыпал свои диалоги сценами и анекдотами с этих встреч. Более поздние авторы, такие как Плутарх, не только не сомневались в Круге, но и рассказывали о том, какое тихое политическое влияние удавалось оказывать Панаэтию. В книге "Моралия: Precepts of Statecraft" Плутарх пишет, что "прекрасно, когда мы получаем выгоду от дружбы великих людей, обратить ее на благо нашей общины, как Полибий и Панаэций, благодаря благосклонности Сципиона к ним, принесли большую пользу своим родным государствам".
Именно для этого Панаэтий и готовился - руководить политикой и принимать влиятельные решения, которые затрагивали миллионы людей.
Если Зенон был гением-основателем, а Хрисипп - тесаком для узлов Академии, если Аристо предпочитал абсолютизм прагматическому направлению, а Антипатр двигался в противоположном направлении, пытаясь установить правила для повседневной жизни, то Панаэций был своего рода ткачом, связывающим стоические и римские этические перспективы воедино, одной рукой предлагая философские размышления римской элите, а другой - тонко направляя их на защиту и служение интересам своей далекой родины. В результате у стоиков появился в Риме высокопоставленный и практичный посол.
Время было выбрано как нельзя более удачно.
В ранних стоиках нетрудно обнаружить провинциализм. Зенон настоял на том, чтобы его родной город был вписан рядом с его именем на здании, за восстановление которого он заплатил. Экономный образ жизни Клеанфа не оставлял места для путешествий, не говоря уже о заботе о международных делах. Даже Диоген после поездки в Рим быстро вернулся в Афины. Такие взгляды не очень подходили для создания глобальной империи.
Панаэций, в отличие от своих предшественников, был прирожденным глобалистом. Его жизнь началась на Родосе, но расширилась, когда он учился за границей в Пергаме и Риме. Он объездил почти все Средиземноморье. Он сблизился с римлянами, очарованными Востоком. Панаэций смог управлять и интегрировать все эти разнообразные и противоречивые связи удивительно современным способом. Марк Аврелий в "Медитациях" назовет себя "гражданином мира" и тем самым будет следовать новому курсу философии, который впервые наметил Панаэций.
Однако даже при таком интернациональном мышлении Панаэций никогда не терял связи с местом, откуда он родом. Когда Афины предложили ему гражданство, он вежливо отказался, сказав, что "одного города достаточно для разумного человека".
Все знали, что Панаэций оказывал сдерживающее влияние на вспыльчивого, но практичного Сципиона, уравновешивая его амбиции мягкостью и принципиальностью. Но он явно не был "мокрым одеялом", иначе не смог бы воспитать столь живой и разнообразный круг общения. Сципион получил достаточно удовольствия от общения с Панаэцием, чтобы весной 140 года до н. э. попросить его сопровождать его в амбициозном посольстве на Восток. Эта миссия была описана во многих источниках и включала в себя остановки в Египте, на Кипре, в Сирии, на Родосе, а также в различных местах Греции и Малой Азии. Плутарх пишет, что Сципион вызвал Панаэтия напрямую, а другой источник объясняет, что сенат послал их "посмотреть на насилие и беззаконие людей". Сегодня мы могли бы назвать это "миссией по сбору фактов".
Нам нравится думать, что мир сильно изменился со времен Панаэция, но на самом деле сенаты все еще отправляют людей в те же регионы, чтобы провести те же наблюдения, что и этот солдат и философ более двадцати ста лет назад, и мы все еще пытаемся, как и Панаэций, найти правильный баланс между национализмом и глобализмом, заботами многих и заботами самих себя.
Как Зенон продолжил дело своего отца, так и Панаэций, сын дипломата и ученик двух дипломатов-философов, продолжил семейное дело и продолжил переход стоицизма от стоа к рычагам власти, от провинциальности афинской агоры
